Моя официальная программа пребывания в Корее началась с посещения этого места, где в 1912 году родился товарищ Ким Ир Сен. Его дед и бабка жили там до 1959 года, после чего место было превращено в дом-музей, благодаря чему, при отсутствии в КНДР нормального аналога «этнографической деревни», это место вполне заменяет ее как прекрасно сохранившийся крестьянский дом 1910-1920-х гг.
Семья Кимов поселилась там в 1862 году по весьма любопытной причине. В местах, окружающих Мангендэ, «очень хороший фэншуй». И хотя я не так силен в геомантии, как некоторые мои коллеги, места там действительно очень красивые и правильные с точки зрения размещения могил. Поэтому многие помещики или представители дворянских родов хоронили там своих предков. Однако за предками надо ухаживать, и, потому, какая-нибудь бедная семья получала сторожку, арендовала землю и, в дополнение к занятию сельским хозяйством, должна была присматривать за могилами. Прадед Ким Ир Сена вроде бы был сельским старостой, дед и бабка – рядовыми арендаторами, а отец и мать вождя относились к сельской интеллигенции.
Сам Ким не жил в Мангендэ постоянно. Здесь он родился и жил до 1919 года, в котором, согласно северокорейской версии, он принял участие в первомартовском движении за независимость. Нет, я вполне верю, что семилетний мальчик мог вполне увязаться за демонстрантами, и даже пострелять из рогатки по японским полицейским. Скорее дело было в том, что его отец был относительно известным левым националистом, на которого официальная историография КНДР вешает изрядное количество достижений, включая создание Кунминхве (Корейское национальное общество), в котором он, возможно, действительно состоял. В общем, после того, как первомартовское движение начали громить, Ким Хен Чжик перебрался в Китай, где Ким Ир Сен окончил начальную школу и находился там до 1923 года. Пока сын учился, отец занимался национализмом, и когда понял, что японцы к нему подбираются, отправил сына в тот самый «путь длиной в тысячу ли», о котором я не раз рассказывал, и который, с моей точки зрения, сыграл очень важную роль в биографии будущего вождя. Двенадцатилетний мальчик, без денег и практически без экипировки прошел четыреста километров по самодельной карте, чуть не замерз на перевалах, но, в итоге, благополучно дошел до дома бабушки, которая абсолютно закономерно встретила его фразой «твой отец страшнее тигра». Ким, правда, как говорят, отметил, что мог бы пройти и две тысячи ли. В 1926 году Ким Хен Чжик умер. Японцы его арестовали, но хотя улик на него оказалось недостаточно много, чтобы судить, он быстро скончался от последствий профилактических пыток. И, заметим, это была довольно частая судьба человека, познакомившегося с японской правоохранительной системой. После этого, уже относительно взрослый Ким Ир Сен отправился мстить за отца и, уже в Китае поступил в организованную националистами военную школу, где и создал в том же 1926 году пресловутый «Союз свержения империализма».
От этой даты в современной КНДР принято отсчитывать начало новейшей истории Кореи, и для официальной идеологии КНДР она имеет примерно такое же символическое значение, как 1917 год для идеологии СССР. Снова с бабушкой Ким Ир Сен встретился только 14 октября 1945 года, и по этому поводу есть красивая калька китайской легенды о том, как вождь трижды проезжал рядом, но не мог завернуть домой, поскольку государственные дела важнее.
Что важно, так это то, что семья Ким Ир Сена действительно участвовала в национально-освободительном движении. Наиболее известен дядя Ким Хенгвон. Правда, по одной из версий он принадлежал к анархистам и занимался экспроприациями, по другой, - был благородным разбойником, по третьей – бывшим активистом Ыйбен. Как бы то ни было, он был выдан японцам каким-то предателем, получил пятнадцать лет, в тридцать один год умер в тюрьме от последствий пыток. Японцы могли бы отдать его тело родственникам, но поскольку сидел он в Сеуле в печально известной тюрьме Содэмун, они не смогли добраться и тело было похоронено на тюремном кладбище.
Второй двоюродный брат, Ким Вончжу, умер в тридцать лет, и тоже от последствий пыток. Дело в том, что японцы довольно часто арестовывали подозрительных лиц, хотя бы потому, что японская полицейская модель предполагала, что полицейский является главным представителем власти, и имеет гораздо больше прав, чем его коллега в России или Америке. По сути, японская полиция сама могла выступать в качестве судебной инстанции по мелким делам, приводя свои приговоры в исполнение. А наказывали довольно часто поркой бамбуковыми палками или батогами, что при умелом обращении с предметом может весьма серьезно подорвать здоровье наказанного. У Ким Ир Сена было двое братьев – Ким Ён Чжу (жив до сих пор, последний раз появлялся на публике во время выборов, уйдя в тень, после того, как приемником стал Ким Чен Ир, он благополучно дожил до нынешних времен) и Ким Чхоль Чжу. Второй, Ким Чхоль Чжу, погиб в девятнадцать лет в бою с карателями.
Дед Ким Ир Сена умер в 1955 году в возрасте восьмидесяти четырех лет, бабка – в 1959 г., в возрасте восьмидесяти трех. Не могу сказать, насколько это было обычно или необычно для Кореи, но товарищ Ким тоже прожил восемьдесят два года и умер в 1994 г. частично из-за того, что, в отличие от некоторых иных генсеков, не таскал с собой постоянно бригаду врачей. Отчего, когда ему стало плохо в горах (он подыскивал место для возможного саммита с Ким Ен Самом) квалифицированная помощь опоздала на пятнадцать минут. Ким Чен Ир умер в 69 и, как говорят, тоже во время руководства на месте.
Для корееведа Мангёндэ интересно не только как место рождения Ким Ир Сена, но и как заботливо сохраненный со всеми деталями крестьянский дом первой трети ХХ в. Он, конечно, напоминает дома Этнографической деревни в Сувоне, но более беден и чист. Толстый слой камыша и рисовой соломы на крыше. Нехитрый скарб, хорошо видный на снимках.
Мне в глаза бросилась только книжная полка. Как пояснил гид, это книги Ким Хён Чжика, посвященные медицине или географии. Из сельскохозяйственной утвари мне понравился пресс для изготовления лапши – он действует по принципу кондитерского шприца. Тонкая лапша выдавливается сквозь решетку с отверстиями.
Дух Великого Вождя окормляет природу: на это дерево залезал юный Ким Ир Сен, пытаясь поймать радугу; на этом камне он любил сидеть, представляя, как борется с японцами; на этой сопке любил сидеть с книжкой, присматривая за скотиной (гид постоянно подчеркивал, что Ким Ир Сен любил читать и, сопровождая скотину на пастбища, часто брал с собой книги).
Понятно, что Ким действительно был живым и начитанным ребенком, но «рассказы о детстве Ленина» с сравнении с такой беатификацией остаются далеко позади. Вообще, многие элементы северокорейской пропаганды кажутся очень детскими и наивными. Мне сложно сказать, насколько они находят отклик у внутренней целевой аудитории, но современного российского читателя такой стиль скорее вызовет сарказм.
В Мангёндэ часто возят экскурсантов из провинции. И пока мы сначала осматривали дом, а потом гуляли вокруг и поднимались на сопку, я видел несколько групп, по которым можно было составить представление о жизни за пределами Пхеньяна. Это с учетом того, что для такого визита люди, скорее всего, надевали лучшее, что у них есть.
На церемониальные места возлагают искусственные цветы, сделанные очень просто и являющиеся скорее символическим отображением. Я без проблем их сфотографировал. Слышал, что по вечерам их собирают и с утра выдают новым группам посетителей.
Фото в приложение: https://vk.com/album2896511_237490100
